Христианские мотивы и образы в романе Ф. М
I . Вступление: «Да будет свет»
По своей природе русская литература не имеет аналогов, так же, как не имеет аналогов загадочная - для всего мира и для нас самих - русская душа. Русский человек постоянно рефлектирует, ищет в обыденных явлениях какой-то подтекст, эти явления оправдывающий. Так список литературных параллелей в русской литературе можно продолжать практически до бесконечности. Каждый случай жизни русский человек имеет привычку видеть под особенным углом зрения, который, кстати говоря, с этот угол возрастом может изменяться.
В отличие от зарубежной литературы в произведениях русских авторов, так или иначе прослеживаются религиозные, библейские, а вместе с тем и мифологические мотивы.
Почему же это происходит? Да просто потому, что изначально писатель в своем творчестве через события в мире материальном стремится заставить нас начать задумываться о нашем мире духовном.
Еще со времен принятия Византией христианства наша жизнь стала подсознательно пропитываться христианской культурой, откуда она и попала в светскую литературу. Таким образом, даже в самых нехристианских на первый взгляд произведениях можно найти это стремление. (1)
Христианские мотивы, всегда были свойственны русской литературе: А.С. Пушкин - «И путник усталый на Бога роптал…», «Пророк», «Демон»; М.Ю. Лермонтов – «Молитва», «Пророк», «Три пальмы»; Ф.М. Достоевский – «Преступление и наказание»; Л.Н. Толстой – «Воскресение» и многие другие.
Христианские традиции русской литературы нашли своё достойное продолжение в творчестве И.С. Тургенева. Так, читая роман «Отцы и дети», в споминается притча о блудном сыне: уход Базарова от родителей и возвращение домой.
Николай Петрович Кирсанов не понимает, как человек может забывать Бога.
В романе «Рудин» И.С. Тургенев представил собственную трактовку сюжета об Агасфере. До времени скрытое в подтексте религиозно-философское наполнение романа в финале прорывается на поверхность, являя себя в христианской концепции мира и человека: «Все мы под Богом ходим». Мотив бесприютности и скитаний не как «охота к перемене мест», но именно как наказание за грех, восходящий к Агасферу и укоренённый в более древнем библейском образе Каина, – один из ведущих в мотивном комплексе, формирующем образ Рудина.
Объектом моей исследовательской работы являются поэтические произведения великого писателя. Для меня особенно увлекательно это исследование, потому что к своим поэтическим произведениям сам И.С. Тургенев относился скептически: «Я чувствую положительную, чуть не физическую, антипатию к моим
1.И.П. Карпов. Человек творящий. Православные традиции в русской литературе XIX века, стр. 8.
стихотворениям - я не только не имею ни одного экземпляра моих поэм - но дорого бы дал, чтобы их вообще не существовало на свете». (1)
А между тем поэзия Тургенева интересна во многих отношениях.
Целью моей исследовательской работы является нахождение и толкование христианских мотивов в относительно небольших и малоизвестных произведениях И.С. Тургенева, а также сопоставление их первоначальным источником – проверить являются ли эти мотивы адаптированным переводом Священного Писания для современного читателя того времени, искажает или нет автор смысл мотива относительно первоначального источника.
Тему работы считаю актуальной, потому что в современном обществе всё больше внимания уделяется православию, его роли в воспитании человека, что совпадает с задачами литературы; кроме того, тема исследования не нашла должного внимания со стороны литературоведов.
В работе использовала следующие методы:
- теоретический научный метод;
- методы контент - анализа, количественный анализа текстов с целью последующей содержательной интерпретации, ц елостного анализа художественных произведений, п роблемного анализа.
Полное собрание сочинений и писем в 28 томах. Письма в 13 томах, т. 10, М.-Л., 1965, с. 256 (письмо к С. А. Венгерову от 19 июня 1874 г.).
Глава I
Стихотворный текст
Наличие стихотворных произведений в творчестве И.С.Тургенева для непосвященного читателя является нонсенсом. Однако, как говорилось ранее (Вступление), они имели место быть в творчестве великого писателя. Для исследовательской работы изначально мною были выбраны малоизвестные произведения небольшого объема с заголовками христианской или мифологической тематики.
Примером поэтического произведения, анализ которого я произвела, стало стихотворение «Исповедь».
Анализируя любой текст, мы первым делом обращаем внимание на заголовок, так как в нем заключена основная проблема произведения. Итак, какую же смысловую нагрузку несет слово «исповедь»? Исповедь – (в православии и католичестве) – таинство покаяния, заключающееся в признании в совершённом грехе и являющееся неотъемлемой частью жизни христианина. Для совершения исповеди обязательно раскаяние и намерение в дальнейшем не грешить. (1.)
На первый взгляд стихотворение И.С. Тургенева «Исповедь» представляет собой бунт, направленный на современное писателю общество.
В первой септиме писатель вводит нас в атмосферу равнодушия, царящую в 1840-е годы в обществе. Стоит отметить, что здесь он не выводит себя из понятия «мы», тем самым причисляя и себя к соучастию во всеобщем равнодушии и молчании.
В строках «Среди холодной полутьмы /Лучи живительной науки / Мерцают нехотя…» просматривается ссылка на произведение М.В.Ломоносова «Ода на день восшествия на Всероссийский престол Её Величества Государыни императрицы Елисаветы Петровны 1747 года»: 1747 год – год утверждения нового устава Академии наук, общество олицетворяет императрицу с самим просвещением. Когда во времена Тургенева за жесткой внутренней политикой Николая Первого сам правитель казался пережитком прошлого, тормозящим развитие государства.
Механизм исповеди прорисовывается в третьем и четвертом семистишиях. Человек, пришедший на исповедь, сталкивается лицом к лицу с «чужим». В данном случае под чужим , в значении «фальшивый, непричастный», подразумевается исповедующий священник. Если следовать логике писателя, то мы получим такой расклад: подготавливаясь к исповеди, человек перебирает в уме все свои неправедные поступки, составляет перед самым собой своеобразное «сочинение», заученное наизусть; после чего передает его священнику, для которого это процесс, в принципе, есть явление повторяющееся, привычное, вполне естественное. Здесь стоит вспомнить о самой сущности человека: часто встречающиеся в жизни явления перестают удивлять, становятся самим собой разумеющимся.
Он не пленится нашим жаром -
Его не тронет наша грусть...
То, что ему досталось даром,
Твердим мы бойко наизусть.
1.Материал взят из Википедии – свободной энциклопедии
Также в стихотворении «Исповедь» затрагивается тема недоверия и чуждости, потери доверия между людьми. Особенно затрагивается тема разглашения тайны исповеди – священник под страхом смерти клянется оставаться «переводчиком» мыслей исповедующегося Богу и только. Однако, в данном фрагменте разглашение исповеди рассматривается как само собой неприятное, но привычное дело:
Как звери, мы друг другу чужды...
И что ж? какой-нибудь чудак
Затеет дело - глядь! без нужды
Уж проболтался, как дурак.
Проговорил красноречиво
Все тайны сердца своего...
И отдыхает горделиво,
Не сделав ровно ничего.
Стоит прибавить к этому тот факт, что произошедшая исповедь практически никак не влияет на дальнейшую материальную жизнь человека (эта мысль находит свое повторение в произведении Л.Н. Толстого «Детство»).
В стихотворении легко заметить иронию, продолжающуюся на протяжении всего произведения, но особенно ярко проявившуюся в пятом семистишии: «бог мой!», «судьба!!», «Так!! Не жалеем укоризн!!». Предпоследний столбик вообще по темпу и смысловой нагрузке есть предкульминация: скорость ритма находится на своем пике, писателем часто употребляются риторические восклицания, а тавтология «хохочем хохотом» заставляет обратить внимание на зависимое слово словосочетания «хохотом раба». Раб – подневольный человек, прямо эксплуатируемый другим человеком и считающий невозможным изменение данной ситуации. «Хохот раба» - это его крик души, несчастный крик отчаяния.
Выражение «незаслуженная жизнь» по отношению к Библии уже неправильно: жизнь нельзя заслужить, она дана Богом. По Тургеневу «незаслуженная жизнь» - жизнь грешная, бесправедная, ставшая «незаслуженной» в процессе самой жизни.
В кульминационной части (последний столбец) идея автора получает наивысшую точку развития (для усиления эффекта поучения и порицания используется прямое обращение к публике – «как ни бунтуйте»). Как бы ни проявлялся в предыдущих семистишиях мотив протеста, бунта против действительности, в последнем столбце писатель приходит к форме православной исповеди – к смирению:
Как ни бунтуйте против Рока -
Его закон ненарушим...
Тургенев в заключительных, попадающих под лексическое ударение строках:
Не изменит народ Востока
Шатрам кочующим своим.
затрагивает вопрос статичности развития русского общества, его патриархальность, боязнь перемен, одновременно с тем приписывая Россию к народам Востока.
Подводя итоги, считаю нужным отметить, некоторые различия в понятии исповеди относительно Священного Писания и относительно понимания И.С.Тургенева (они представлены в таблице, данной ниже). В данном случае автор несколько искажает понятие относительно первоначального источника (в Библии исповедь – это разговор человека с Богом, а исповедь по Тургеневу есть выражение своих личностных переживаний вообще). Писатель одновременно сопоставляет обстановку в современном мире с тем, что «образцом» и, не найдя сходных с ним черт, буквально бичует общество за его медлительную смиренность и безоговорочное подчинение Судьбе, то есть слепое бездействие.
Сопоставительная таблица
Исповедь по Тургеневу
Различия
- таинство
Таинство, по учению христианской церкви есть священнодействие, в которой видимым знаком (водой, хлебом и вином, муром) сообщается верующим невидимым образом благодать Божия. (2.)
- достояние общественности («нам», «наш», «мы»)
Тургенев перевоплощает интимную процедуру исповеди в публичное выступление, на котором высмеивает пороки современного ему поколения.
- покаяние в грехе
*Покаяние, в христианстве, выражение раскаяния в совершенных грехах, позволяющее грешнику надеяться на прощение, даруемое ему в акте отпущения грехов.(3.)
- признание наличия грехов
(«нам не тягостно молчанье», «мы равнодушны», «мы друг другу чужды», «и под любовь - и под страданье подделываться мастера»)
Писатель в стихотворении вводит словосочетание «дельная злоба», которое в выражении «злоба дельная - смешна» воспринимается как «злоба основательная».
*Злоба – это понятие не обозначают определенное человеческое свойство или качество, они, скорее, выражают внутреннюю, враждебную Богу позицию, проявляющуюся во всех областях жизни. (4.)
Тем самым Тургенев называет свое поколение неспособным не только подлинно праведным, но и подлинно грешным поступкам.
- могилы приравниваются к памяти предков , которую нужно чтить, относиться с уважением.
- могилы составляются с людьми («Мы равнодушны, как могилы; / Мы, как могилы, холодны…»)
В обоих случаях могилам придается метафорическое значение, однако великий писатель находит для себя это значение в ассоциативном ряду «могилы – люди»
- судьба = покорность
*Покорность - полное подчинение, послушание, повиновение. (5.)
- судьба = рабство
* Рабство – открытая форма эксплуатации человека человеком (6.)
Сопоставляя понятия «судьба» в христианстве и в мировоззрении И.С. Тургенева, можно прийти к выводу, что судьба в жизни человека является фактором подавляющим.
2 - Малый энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
3 – Энциклопедия Кругосвет
4 - «Библейская энциклопедия», Ф.А. Брокгауз
5 – Толковый словарь под редакцией Д.Н. Ушакова
6 –
Глава II
Прозаический текст
О стихотворениях в прозе И.С. Тургенева хоть что- то да и припоминает практически каждый школьник, начиная с седьмого класса. В школьную программу авторы – составители учебников чаще всего включают стихотворения «Русский язык», «Воробей» и «Как хороши, как свежи были розы…», предназначенные для чтения таковых школьниками наизусть, на чем знакомство со стихотворениями в прозе зачастую вообще заканчивается.
Во Второй главе свой исследовательской работы будет рассматриваться пример небольшого по размеру прозаического текста автора «Отцов и детей» с – как и в Первой главе – заголовком христианской или мифологической тематики – стихотворение в прозе «Нищий». (1.)
Вопрос богатых и бедных довольно часто встречается в Священном Писании. Но все же Библия имеет свою позицию на этот счет: «Двух вещей я прошу у Тебя, не откажи мне, прежде нежели я умру: суету и ложь удали от меня, нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом, дабы, пресытившись, я не отрекся Тебя и не сказал: "кто Господь?" и чтобы, обеднев, не стал красть и употреблять имя Бога моего всуе». (2.)
Пожалуй, стоит привести пару фактов из истории литературы. Стихотворение «Нищий», написанное в 1878 году входит цикл «Стихотворения в прозе», опубликованном в 1882 году в Двенадцатом номере «Вестника Европы». О публикации «Старческих раздумий», как называл свои труды И.С.Тургенев, заботился больше друг автора – Стасюлевич (по некоторым данным именно он придумал окончательное название цикла).
Атмосферу, царившую в 70-х годах 19-го века, будет справедливо назвать реакцией на государственную реформу об отмене крепостного права (несмотря на тот факт, что великий писатель практически все это время провел за границей, его произведения обращались именно к Родине, ее переживаниям).
В «Нищем» Тургенева нет видимого противоборства богатства и бедности – больше освящается моральный аспект, но как не существует Северного полюса без Южного, так и невозможно говорить о нищете без богатства.
Образ лирического героя в произведении показывает на человека, типичного для современного Тургеневу общества (огромную роль в воспитании того поколения играла вера, и как итог, следование наставлениям Библии), если сюда прибавить еще ведение повествования от первого лица («я», «меня», «моего») и его схожесть с заметками в личных дневниках, то можно прийти к такому выводу: лирический горой – лирическое «я» автора, его поэтический двойник; использование «двойника» является способом раскрытия авторского сознания.
В описании нищего во вступительной части повествования чувствуется слегка пренебрежительное отношение к нему повествователя: «дряхлый старик», «несчастное существо», «он мычал о помощи» - нужно обратить внимание на то, что
1. Притчи 30:7-9, Книга Притчей Соломона
2.Нищий - очень бедный, неимущий, живущий на подаяния (Словарь русского языка, С.И. Ожегов)
на протяжении дальнейшего повествования рассказчик ни разу не назовет нищего человеком (!), да и саму ситуацию, возникшую между персонажами, спровоцировал бедняк, остановив этого прохожего. Для меня еще не совсем ясно: прошел бы мимо или остановился бы для подаяния (3.) лирический герой.
Нищий лишен материальных благ, а герою, не взявшего с собой «ни кошелька, ни часов, ни даже носового платка», ничего не оставалось, как «подать» ему частицу тепла, которое было с собой: «Потерянный, смущенный, я крепко пожал эту грязную, трепетную руку… ʺНе взыщи, брат; нет у меня ничего, братʺ̏». «Брат» - ключевое в данном фрагменте, так как согласно Библии все люди - братья
Заключение
Касаясь творчества И.С. Тургенева, стоит обратить особо пристальное внимание на то, что если расположить произведения автора по дате их создания и сопоставить сложности композиций, то мы получим замкнутый круг (в 40-е годы в свет выходят первые стихотворения писателя: «Толпа», «Исповедь», «Когда я молюсь», а в 70-е – начало 80-х годов – стихотворения в прозе: «Проклятие», «Молитва», «Нищий», «Христос»).
Традиционно творчество писателя «идет по нарастающей»: от небольших по размеру произведений (стихотворение, сказка, очерк, рассказ) до средних (повесть, роман), иногда больших (роман- эпопея). Творчество Тургенева сделало круг – от стихотворных строк к средним по размеру произведениям, а от них уже к поэтической прозе.
Некоторые литературоведы связывают жанр прозаического стихотворения Тургенева с арабской, восточной и античной поэзией или библейскими преданиями.
Говоря о христианских мотивах в русской литературе вообще, важно помнить, что практически в любом произведении, написанном после Принятия Христианства, можно уловить своеобразную связь со «Священным Писанием». В творчестве И.С. Тургенева
Список используемой литературы
ПЛАН
1. История возникновения христианства 3
2. Структура христианского вероучения 5
3. Основные черты христианской культуры 8
4. Значение христианства для развития европейской культуры 11
Литература 12
1. История возникновения христианства
Вера во всемогущего Бога берет свое начало в иудаизме – религии древних евреев. Эта вера выражает трагическую историю народа, описанную в Ветхом Завете, – собрании книг, священных как для иудаизма, так и для христианства. Ветхозаветная история исполне на скитаний и надежды, горечи вавилонского и египетского плена 1 И конечно же, такая история породила религию, в корне отличную от эллинской. Боги Эллады выражали доверие эллинов к сложившемуся порядку мироздания, их надежду на достойную жизнь в одной из ниш божественного космоса. Но для древних евреев наличный космос был миром изгнания и плена. Боги, олицетворявшие силы этого космоса, были подчинены его судьбе, которая для евреев была злосчастной. Люди нуждались в надежде, и дать ее мог лишь Бог, который сам был творцом мира и властелином космической судьбы. Так сформировался первоначальный вариант иудаизма – самой древней монотеистической религии.
Бог древних евреев, Бог Ветхого Завета был прообразом христианского Бога. Собственно говоря, для христианства это один и тот же Бог, меняются лишь его отношения с человеком. Так ветхозаветная вера рассматривается как подготовка к Новому Завету, т. е. новому союзу человека с Богом. И действительно, несмотря на существенные различия представлений Ветхого и Нового Завета, именно у ветхозаветных мудрецов впервые появляются те духовные запросы, на которые смогло ответить христианство. Но вначале остановимся на различиях.
Если Бог Ветхого Завета обращен ко всему народу в целом, то Бог-Нового Завета обращен к каждой личности. Ветхозаветный Бог большое внимание уделяет исполнению сложного религиозного закона и правилам повседневной жизни, многочисленным ритуалам, сопровождающим каждое событие. Бог Нового Завета обращен прежде всего к внутренней жизни и внутренней вере каждого человека.
Однако уже в Ветхом Завете мы видим жажду человека подлинной встрече с Богом и стремление духовно освободиться от подчинения внешней стороне жизни. Эти мотивы прежде всего выражены в книге Иова и книге Экклезиаст (Менъ А. История религии. В 1-й тт. М., 1993. Т. VI , гл. 11-13). Это стремление к духовному преодолению внешней стороны бытия особенно проявляется на рубеже нашей эры, ибо народ вновь попадает под власть чужеземцев, которыми на этот раз стали римляне. В ветхозаветной истории Бог исполнил свое обещание, дал народу место для самостоятельной жизни. Теперь же оставалось только ждать Спасителя, который по верованиям древних иудеев должен был спасти весь народ и стать во главе царства. Но Спаситель (по гречески – Христос) не приходил, и оставалось только задуматься: а может быть, ожидаемое спасение будет иметь вовсе не национально-государственный, а духовный характер? Именно с такой проповедью и выступил Иисус.
2. Структура христианского вероучения
Человек создан Богом по “образу и подобию Божию”. т. е. является личностью, обладающей свободой и творческой способностью. Свобода личности связана с тем, что она воплощает в себе надмирный дух, происходящий от Божественного Духа. Первородный грех Адама и Евы нарушил богоподобие человека и отдалил его от Бога, однако образ Божий остался неповрежденным в человеке. Вся дальнейшая история рассматривается христианством как история воссоединения человека с Богом.
Ветхий Завет выражает внешнюю связь между человеком и Богом, осуществляемую через закон (закон регулирует внешние отношения, внешнее бытие человека). Собственно христианство начинается с Иисуса, дающего Новый Завет и восстанавливающего внутреннюю связь человека с Богом 2 .
Высшей религиозной целью христианства является спасение. Специфика христианского понимания спасения выражается в догматах триединства и Боговоплощения. Бог извечно имеет три равноценных лица (личности) – Отец, Сын, Святой Дух – объединенных единой божественной сущностью (“природой”) и имеющих единую волю. При этом христианское богословие требует “не смешивать лиц и не разделять сущности”. Спасителем (Христом) выступает одно из лиц единого Бога (Бог-Сын). Бог-Сын воплощается в человеческую природу (“вочеловечивается”) и становится Иисусом из Назарета, чтобы искупить первородный грех и создать условия для восстановления богоподобия человека. “Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом”, говорили отцы Церкви (правда, человек призван стать не Богом “по природе”, а “богом по благодати”). Спасение требует от человека духовных усилий, и, прежде всего веры, но самостоятельно спастись невозможно, для этого требуется обращение к Иисусу Христу и действенное вмешательство самого Спасителя. Путь Спасения это путь уподобления Иисусу: духовное слияние с личностью Христа и (с Его помощью) очищение и преображение своей (греховной) природы, что ведет человека к окончательному избавлению от власти греха и смерти. Однако (в силу последствий первородного греха) человек не может избегнуть телесной смерти. Однако душа человека и его личность (духовное “я”) бессмертны.
Путь к спасению и вечной жизни в единстве с Богом для человека лежит через физическую смерть; этот путь проложен крестной смертью и телесным воскресением Иисуса Христа. Спасение возможно лишь в лоне Церкви, которая есть “тело Христово”: она объединяет верующих в одно мистическое тело с “обоженной”, лишенной греха человеческой природой Христа. Богословы сравнивали единство Церкви с единством любящих супругов, сливающихся любовью в одну плоть, имеющих одни желания и волю, но сохраняющих себя как свободных личностей. Христос есть глава этого единого, но многоликого церковного тела, подобно тому, как муж есть глава брачного союза (отсюда самоназвание монахинь: “невесты Христовы”).
Христианская нравственность исходит из самоценности личности (личность есть “образ Божий” в человеке) и неразрывной связи добра, истины и свободы. “...Познаете истину и истина сделает вас свободными”, “Всякий, делающий грех, есть раб греха”, – говорил Иисус. При этом добро и истина выражаются не в безличных формальных правилах, а в самой личности Иисуса Христа; отсюда - принципиальная неформализуемость христианской нравственности, которая по самой своей сути есть нравственность свободы. Выражая свободу человека, подлинно христианская вера держится не на страхе и внешнем долге, а на любви, направленной к Христу и к каждому человеку как носителю образа Божия: “А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше”.
Добро творится человеком на путях применения свободной воли во имя личности и любви: “Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь”. Иное применение свободной воли оборачивается ее самоотрицанием и духовной деградацией человека. Таким образом, в человеческой свободе содержится не только возможность добра, но и риск зла. Зло есть ложное применение свободы; истиной свободы является добро. Поэтому зло не имеет самостоятельной сущности и сводится лишь к отрицанию добра: все якобы самостоятельные определения зла на поверку оказываются лишь определениями добра, взятыми с обратным знаком.
Зло родилось как неправильное решение свободного духа, но через первоначальное грехопадение укоренилось в человеческой природе, “заразило” ее. Отсюда специфика христианского аскетизма: он борется не с самой по себе природой человека, но с живущим в ней греховным началом. Сама по себе человеческая природа богоподобна и достойна одухотворения и бессмертия (этим христианство отличается от платонизма, гностицизма и манихейства). Человека ждет телесное воскресение; после Страшного Суда праведникам уготовано телесное бессмертие в новых, преображенных телах. Поскольку человеку трудно совладать с укоренившимися в его природе греховными желаниями, он должен смирить гордыню и вручить свою волю Богу; в таком добровольном отказе от своеволия и обретается подлинная, а не мнимая свобода.
В христианстве нравственные нормы обращены не к внешним делам (как это было в язычестве) и не к внешним проявлениям веры (как в Ветхом Завете), а к внутренней мотивации, к “внутреннему человеку”. Высшей нравственной инстанцией является не долг, стыд и честь, а совесть. Долг выражает внешнее отношение между человеком и Богом, человеком и обществом; стыд и честь выражают внешнюю целесообразность природы и общества. Совесть же есть голос свободного духа, делающего личность независимой от природы и общества и подчиняющей ее только собственной высшей правде. Можно сказать, что христианский Бог – это высшая правда человеческой совести, олицетворенная и обожествленная как благодатный смысл всего бытия: “...Закон дан через Моисея, благодать же и истина произошли через Иисуса Христа”; “Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине”. Поэтому человек должен приобщиться к духовной истине, как бы заново родиться от нее: “Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух. ...Должно вам родиться свыше”.
Вера в бессмертие души и в Страшный Суд играет огромную роль в христианской религиозности. Возвышая человека как свободное и богоподобное надмирное существо, христианство не может освободить человека от необходимости жить и умирать в мире, где нет справедливого воздаяния за добро и зло. Вера в бессмертие души и загробное воздаяние призвана дать человеку не только знание, но и непосредственное ощущение абсолютной силы нравственных норм христианства.
Важнейшей составной частью христианства является эсхатология – учение о конце света, втором пришествии Христа, телесном воскресении мертвых и Страшном Суде, после которого на новой земле под новым небом должно утвердиться царство праведников.
На протяжении двух тысячелетий в христианстве возникали различные направления. Из них наиболее известны три: католицизм, православие, протестантизм. Наряду с названиями (а гакже внутри них существует множество более мелких церквей, сект и культов.
Похожие работы:
- Реферат >>
И приобщал страну к византийской и славянской христианской культурам , а через них - к культурам античной и ближневосточной, создал феномен... святой жизни, в введении русской культуры в мировую христианскую культуру доступными литературе средствами. Этот...
- Курсовая работа >>
Том числе и нормы христианской культуры , говорит о том, ... (Библиотека духовного возрождения). 112. Новиков Д.В. Христианская антропология // "Человек". 2000, № 5, ... Культура ., 1997. Том 1. – 528 с., т. 2 – 480 с. 137. Сагарда Н., проф. Вера и жизнь христианская ...
- Статья >>
Теснее всего связывавшее христианскую религию с иудаизмом, поддерживаемое... христианской теологией, наложившее на обе значительный отпечаток. Столкнувшись с тем фактом, что в культуре ... христианские откровения. Так в ходе вызревания христианской культуры ...
библейский мифологема писатель семантический
Русская литература особенно богата христианскими мотивами, без них она немыслима, в ней они прослеживаются яснее, чем в литературе других народов. Библейские мотивы отчетливо выделяются в творчестве многих русских писателей: Н. Гоголя, Ф. Достоевского, Л. Толстого, Н. Лескова, И. Тургенева, А. Чехова, Л. Андреева, А. Куприна, И. Бунина, М. Булгакова, Б. Пастернака, Л. Леонова. В их текстах встречаются прямые и косвенные цитаты из Священного Писания, аллюзии, реминисценции. Этические принципы даже советской литературы времён эпохи соцреализма проистекают из христианства, представляют собой модернизированные христианские заповеди. Современная русская литература в этом смысле тоже является преемницей классической русской литературы.
Множество сюжетов легло в основу рассказов, повестей, романов. Например, «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, «Праведники» Н. С. Лескова, «Сказки» М.Е. Салтыкова-Щедрина «Иуда Искариот», «Жизнь Василия Фивейского» Л. Андреева, «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова, «Ночевала тучка золотая», А. Приставкина «Юшка» А. Платонова, «Плаха» Ч. Айтматова.
Евангелие с точки зрения содержания имеет определенные исторически обусловленные границы. Его текст строго организован, наделен некоторым набором событийных эпизодов, ситуаций, коллизий, временных и пространственных континуумов, психологических отношений и состояний, которые составляют устойчивый и повторяющийся резерв.
В сознании коллектива людей, исповедовавших православие, евангельские мотивы на протяжении многих веков хранились как определенный культурный код. Заимствованные в качестве элемента, конструирующего сюжет, евангельские мотивы обусловливают его развитие, то есть обнаруживают свои моделирующие свойства. Они задают известный тип сюжета.
Мотив не может существовать бесконечно. Он может появляться и исчезать в зависимости от потребностей исторической эпохи. В дореволюционной прозе библейские мотивы пронизывали художественную ткань многих произведений.
Русское книжное слово возникло как слово христианское. Это было слово Библии, литургии, жития, слово Отцов Церкви и святителей. Письменность, литературная книжность прежде всего научилась говорить о Боге и, памятуя о Нем, повествовать о делах земных.
Начиная от древней литературы до произведений сегодняшнего дня, вся наша русская литература окрашена светом Христовым, проникающим во все углы мира и сознания. Нашей литературе свойственны поиски истины и Добра, заповеданные Иисусом, поэтому она ориентирована на высшие, абсолютные ценности.
Христианство внесло в словесность высшее начало, дало особый строй мысли и речи. Христос -- Логос, слово воплощенное заключало в себе всю полноту истины, красоты и добра.
Звуки библейской речи всегда рождали в чуткой душе живой отклик. Библейское слово -- кладезь богопознания, тысячелетней мудрости и нравственного опыта, потому что оно -- непревзойденный образец художественной речи. Эта сторона Писания издавна была близка русской литературе.
Христианские мотивы входят в литературу разными путями, получают разную художественную разработку. Но они всегда дают творчеству духовно восходящее направление, ориентируют его на абсолютно ценное.
Вся русская литература XIX века была проникнута евангельскими мотивами, представления о жизни, основанные на христианских заповедях, были естественны для людей прошлого века. Ф. М. Достоевский предупреждал и наш 20 век о том, что отступление, «преступление» нравственных норм ведет к разрушению жизни.
Впервые непосредственно религиозные темы получает разностороннее осмысление именно у Ф.М. Достоевского, который существенно расширил рамки литературно-эстетического дискурса и изменил представление читающей публики относительно роли писателя в обществе как религиозного мыслителя, философа и «совести нации», что напрямую восходило к традиционному для древнерусской литературы пониманию. В его творчестве можно выделить четыре главных евангельских идей:
· «человек есть тайна»;
· «низкая душа, выйдя из-под гнета, сама гнетет»;
· «мир спасется красотой»;
· «некрасивость убьет».
Толстой вошел в русскую литературу в 50-ые годы. Его сразу заметила критика. Н.Г. Чернышевский выделил две особенности стиля и мировоззрения писателя: интерес Толстого к «диалектике души» и чистота морального чувства (особая нравственность).
Лев Николаевич пришел в литературу со своим героем. Комплекс черт, которые были дороги писателю в герое: совесть («совесть -- это Бог во мне»), естественность, жизнелюбие. Идеалом совершенного человека для Толстого являлся не человек идеи, не человек дела, а человек, способный изменить себя.
Так же как и Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой, М.Е. Салтыков-Щедрин разрабатывал свою систему нравственной философии, имеющую глубинные корни в тысячелетней культурной традиции человечества.
Обнаружить и понять многомерность щедринского творчества позволяют многочисленные библейские образы, мотивы, сюжеты, заимствованные Щедриным как и Ветхого, так и из Нового Завета. М.Е. Салтыков-Щедрин развивает умение во внешнем, сиюминутном видеть вечное, притчевое содержание, что отражено в зрелом творчестве -- «Сказки для детей изрядного возраста».
Подобно Достоевскому и Толстому, Н.С. Лесков ценил в христианстве практическую нравственность, устремленность к деятельному добру. «Иконостасом праведников и святых» России назвал М. Горький созданную Н.С. Лесковым галерею самобытных народных характеров. В них претворилась одна из лучших идей Лескова: «Как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва».
После революционных событий 1917 года, когда в России начал насаждаться атеизм, изменяется идейный пафос прозы, перед авторами эпических произведений ставятся иные задачи. Подобно тому, как претерпевшие трансформацию рождественский и пасхальный жанры уходят в область детской литературы, с библейскими мотивами отчасти происходит то же самое, отчасти они остаются невостребованными.
Возрождение их в русской литературе в конце 1960-х годов внешне обусловлено трагическими событиями Великой Отечественной войны, умиранием русской деревни, некоторым облегчением положения Русской Православной Церкви, а внутренние причины объясняются тем, что в обществе назрела потребность в решении нравственных проблем.
В конце 1960-х годов в критике появляется определение «писатели-деревенщики». Это искусственное обозначение авторов на основе выбранной ими темы. В условиях официального атеизма такие прозаики, как Ф.А. Абрамов, В.А. Солоухин, Б.А. Можаев, В.Г. Распутин, Е.И. Носов, В.И. Белов, В.М. Шукшин, напомнили в своих произведениях о традициях тысячелетней православной России, вернули в литературу русский национальный тип героя. С середины 1960-х годов появляются произведения, в которых можно выделить мотивы, имеющие свои истоки в Библии.
Может ли человек легко и безболезненно отказаться от своего прежнего существования и пойти новым, лишь теоретически просчитанным путем -- на этот вопрос пытались ответить многие писатели 20 века. Эту проблему пытается решить Александр Блок в поэме «Двенадцать», посвященной Октябрю. Блок вводит в поэму образ Иисуса Христа. В кровавом хаосе Иисус олицетворяет высшую духовность, культурные ценности, невостребованные, но и неисчезающие. Образ Христа -- это будущее, олицетворение мечты о действительно справедливом и счастливом обществе.
Подобно Льву Толстому Леонид Андреев страстно выступил против насилия и зла. Однако он ставил под сомнение толстовскую религиозно-нравственную идею, никогда не связывал с ней освобождение общества от социальных пороков. Проповедь смирения и непротивление была чужда Андрееву. В рассказе «Жизнь Василия Фивейского» Леонид Андреев ставил и решал «вечные» вопросы. Что есть истина? Что есть справедливость? Что есть праведность и грех? Эти же вопросы он поднимает в рассказе «Иуда Искариот».
30-е годы -- трагический период в истории, годы безверия, бескультурья. Это конкретное время Михаил Афанасьевич Булгаков помещает в контекст Священной истории, сопоставляя вечное и временное. Временное в романе «Мастер и Маргарита» -- это сниженное описание быта Москвы 30-х годов. В булгаковском романе евангельский сюжет об Иешуа и Пилате представляет собой роман в романе, являясь его своеобразным идейным центром. Булгаков, используя библейский сюжет, дает оценку современной жизни.
Двадцать лет спустя после первой публикации «Мастера и Маргариты», появился роман Чингиза Айтматова «Плаха», тоже со вставной новеллой о Пилате и Иисусе, но смысл этого приема решительно изменился. В ситуации начавшейся «перестройки» Айтматов переносит акцент на драму неприятия народом проповеди Праведника, проводя слишком прямую параллель между Иисусом и героем романа.
Текст Библии каноничен, но вычленить определенное количество мотивов невозможно. Русская литература конкретной исторической эпохи находит в Священном Писании свое, необходимое на данном этапе развития общества идейно-содержательное наполнение произведений, интерпретируя христианские (и шире библейские) образа и используя структурно-содержательные элементы мифопоэтики. Во второй главе мы рассмотрим три модели современного романа, где библейские лейтмотивы, мифололгемы и архетипы выполняют роль своеобразной культурной матрицы как в построении художественного пространства, так и в его смысловой составляющей.
1. Христианство в культуре России.
2. Основные христианские мотивы.
3. Символика цифр.
4. Библейские имена.
5. Идея гуманности человека.
Привнесенное на Русь еще в X веке христианство наложило глубокий отпечаток практически на все уровни человеческой жизни — культурный, духовный, физический. Кроме того, именно благодаря христианству, а точнее православию, на Руси появилась письменность, а вместе с ней и литература. Отрицать влияние христианства на русского человека нельзя, так же как нельзя отрицать влияние этой религии на искусство — живопись, музыку, литературу. В частности, глубочайшее убеждение в истинности идеалов православия содержится в произведениях великого русского писателя Ф. М. Достоевского. Роман «Преступление и наказание» является ярчайшим тому подтверждением.
Религиозность писателя, его искренняя вера в силу православия поражают своей чистотой и силой. Достоевского интересуют такие категории, как грех и добродетель, грешник и святой, мораль и ее отсутствие. Главный герой романа Родион Раскольников является ключом для понимания этих понятий. Изначально несет он в себе грех гордыни, не только в поступках, но и в помыслах. Впитав в себя теорию о земных Наполеонах, тварях дрожащих и правоимеющих, герой оказывается одурманенным несвойственными ему идеалами. Он убивает старушку-процентщицу, еще не понимая, что губит не столько ее, сколько себя, свою душу. Дальше следует чистилище на земле — пройдя долгий путь через угрызения совести, саморазрушение и отчаяние, герой находит свое спасение в любви к Соне Мармеладовой,
Понятия страдания, любви, очищения — центральные в христианской религии. Лишенные покаяния и любви люди не могут познать истинный свет и вынуждены пребывать во тьме. Так, Свидригайлов еще при жизни знает, как будет выглядеть для него ад — местом вроде «черной бани с пауками и мышами». При упоминании об этом герое в тексте постоянно возникает слово «черт», и даже добро, которое он может и хочет совершить, оказывается ненужным, бесполезным. Позднее сам Раскольников в своей покаянной речи скажет, что дьявол преследует его: «Черт меня вел на преступление». Но если Свидригайлов кончает жизнь самоубийством, что является в христианской религии самым страшным грехом, то раскаявшийся Раскольников оказывается способен к очищению и перерождению.
Немаловажен в рамках романа мотив молитвы. Молится и сам главный герой, несмотря на его изначальные устремления. После эпизода сна о лошади Раскольников молится, но молитвам его не суждено быть услышанными из-за порочности молящегося, а потому ему ничего не остается, кроме совершения давно запланированного и мучившего его преступления. Постоянно молятся Сонечка, готовящая себя в монастырь дочь хозяйки квартиры, дети Катерины Ивановны. Молитва как важная и неотъемлемая составляющая жизни христианина становится такой же неотъемлемой частью романа.
Важную роль играют в рамках произведения еще два святейших символа христианской религии — крест и святое писание. Евангелие, ранее принадлежавшее Лизавете, Раскольникову передает Соня. Читая его, герой возрождается духовно. Крест, также Лизаветин, герой сначала его не принимает так как не готов к раскаянию и осознанию своего греха, но затем он находит в себе силы взять и его, что также свидетельствует о духовном возрождении.
Значение религии в романе, религиозность его текста усиливаются благодаря постоянным ассоциациям, аналогиям с библейскими сюжетами. Есть отсылка и к библейскому Лазарю, звучащая в эпилоге романа из уст Сонечки, которая рассказывает историю о нем Раскольникову на четвертый день после совершения героем преступления. При этом в самой притче есть упоминание о том, что Лазарь воскрес также на четвертый день. По сути, Раскольников мертв, он лежит в гробу — в своей каморке, а Соня приходит для того, чтобы спасти, излечить и воскресить его. Присутствуют в тексте, органично в нем переплетаясь, такие притчи, как история о Каине и Авеле, притча о блуднице («если кто не греховен, пусть первым бросит в нее камень»), притча о мытаре и Фарисее, притча о Марфе, суетящейся всю жизнь о пустом и пропускающей самую суть жизни (ассоциации с женой Свидригайлова Марфой Петровной).
Легко проследить евангельские начала в именах действующих лиц. Они говорящие. Здесь следует привести христоматийный пример о Марфе и Марфе Петровне, здесь же необходимо сказать о Капернаумове, человеке, у которого Соня снимала комнату (Капернаум — библейский город, из которого пришла блудница), о Илье Петровиче (совмещение имен Илья — святой громовержец и Петр — твердый, как камень), о Лизавете (Елизавета — почитающая бога, юродивая), о Катерине (Екатерина — чистая, светлая).
Большое значение имеют цифры, также отсылающие читателя к библейским мотивам. Самые частые числа — три, семь и одиннадцать. Соня выносит Мармеладову 30 копеек, первый раз она же приносит «с работы» 30 целковых, Марфа выкупает Свидригайлова теми же 30 копейками, а он, как Иуда, предает ее. Свидригайлов предлагает Дуне «до тридцати», а Раскольников три раза бьет старуху по голове. Герой совершает убийство в седьмом часу, а цифра семь в православии — символ единения человека и бога. Совершая преступление, Раскольников пытается разорвать гнетущую связь и получает в итоге душевные мучения и семь лет каторги.
Основной же библейский мотив, имеющий значение для романа — это мотив добровольного принятия мук и признания своих грехов. Неслучайно Микола хочет взять на себя вину главного героя. Но Раскольников, ведомый Соней, отказывается от такой жертвы: это не принесло бы ему долгожданного утешения. Он принимает просьбу Сони о прилюдном покаянии и признании своих грехов и добровольно идет на это. И только затем он становится готовым к духовному и душевному перерождению.
Муравин
А.В., к. филол. н., доцентЗапорожский национальный университетСтатья посвящена исследованию
христианских мотивов в творчестве В.Высоцкого. В обращении к вечным темам поэт
выступает как один из наследников русской классической литературы.Ключевые слова: Библия, евангельский образ, очеловечивание,
интерпретация, православная культура.Муравін О. ХРИСТИЯНСЬКІ МОТИВИ У ТВОРЧОСТІ В.ВИСОЦЬКОГО / Запорізький національний університет, УкраїнаСтаття присвячена дослідженню християнських мотивів
у творчості В.Висоцького. У зверненні до вічних тем поет виступає як один зі
спадкоємців російської класичної літератури.Ключові слова: Біблія, євангельский образ, олюднення,
інтерпретація, православна культура.Muravin
A. CHRISTIAN MOTIVES IN CREATIVE ACTIVITY OF Y.VYSOTSKIY / Zaporizhzhya
National University, Ukraine.The
article deals with the research of Christian motives in creative activity of
V.Vysotskiy. In his approach to eternal subjects the poet is considered to be
one of the heirs of the Russian classical Literature.Key
words: the Bible, gospel image, personification, interpretation, orthodox
culture.Библия - одна из самых загадочных книг в
культурном наследии всего человечества. Её прочтение вызывает великое множество
толкований, которые часто приводили к жесточайшим религиозным войнам. Великий
украинский философ Г.Сковорода в своей "теории трёх миров" отводил
Библии роль третьего мира - мира символов, познав которые, человек сможет
познать себя и своё предназначение в жизни. Все писатели, поэты и философы,
воспитанные на христианских ценностях, касались в своём творчестве вечных
вопросов, поднимаемых в Библии. Не стала исключением и русская культура - темы
Библии, православия, веры и неверия ещё со времён глубокой древности
поднимались в творчестве всех крупных мастеров слова. Русская религиозная мысль
рубежа XIX - XX вв. в лице В.Соловьёва, К.Леонтьева, Н.Бердяева, Л.Шестова,
Н.Фёдорова, В.Розанова и многих других прославилась оригинальной трактовкой
Евангелия, пытаясь истолковать его дух и соединить его с мессианскими
особенностями русского сознания.В.Высоцкий
как представитель литературы 60-х - 70-х годов XX ст., не мог не затрагивать в
своих песнях актуальные для этого времени темы. Вместе с тем, осознавая себя
одним из наследников русской классической литературы, он касался в своих
произведениях и вечных тем, одной из которых была тема Бога и веры в
современном ему обществе. Конечно, с точки зрения истово верующего человека
крайне спорным является само предположение о наличии христианских мотивов в
песнях Высоцкого, тем более говорить о них как о чём-то определяющем. Многих
покоробит тот образ "злого шута", из которого Высоцкий часто
рассуждал о Боге. Однако не следует забывать некоторые немаловажные факторы:
общественно-политическую и культурную атмосферу 60-х-70-х годов и литературные
традиции, в которых разрабатывались и рассматривались данные проблемы.Можно с
уверенностью сказать, что в своей интерпретации библейских сюжетов Высоцкий шёл
за своими литературными предшественниками - в частности, за Достоевским,
Булгаковым и Гоголем. С ними поэта роднят элементы фантасмагории, фантастики,
иронии, превращающиеся в злую сатиру при наложении библейских образов на
окружающую действительность (как, например, в "Песенке про козла
отпущения" 1973 г.). Вместе с тем, размышляя о вере и человеке, Высоцкий,
который вряд ли был знаком с творчеством русских религиозных философов,
невольно следовал их разработкам, - в частности, много общего можно найти в
песнях Высоцкого и трудах Бердяева, - что лишний раз позволяет говорить о
некоем общем духовном начале, объединяющем разных по происхождению, образованию
и взглядам людей, живших в разные исторические эпохи.С конца XIX века в русской литературе
утвердилось отношение к русскому народу как к носителю высочайшего
нравственного начала в лице православной веры. Устами одного из своих
персонажей Достоевский называл русский народ "народом-богоносцем, грядущим
обновить и спасти мир именем нового бога, и кому единому даны ключи жизни и
нового слова" . Н.Бердяев писал в заключительных строках
своего труда "Русская идея": "Русский народ - религиозный по
своему типу и по своей душевной структуре. Религиозное беспокойство свойственно
и неверующим. Русские атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную
окраску. Русские люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли от
православия, продолжали искать Бога и Божьей правды, искать смысла жизни...
Даже у тех русских, которые не только не имеют православной веры, но даже
воздвигают гонение на православную церковь, остаётся в глубине души слой,
сформированный православием" . В эту эстетику легко
укладывалась также знаменитая характеристика Николая Ставрогина Кирилловым:
"Ставрогин если и верует, то не верует, что он верует; если же не верует,
то не верует, что он не верует" . Бердяеву же принадлежит
парадоксальная, на первый взгляд, мысль о глубоком внутреннем родстве
раннехристианских идей и русского коммунизма. Через несколько десятилетий эта
же мысль прозвучит как само собой разумеющаяся в романе братьев Стругацких
"Отягощенные злом".События
1917г. и гражданской войны явились настоящим шоком для представителей русской
интеллигенции; Зинаида Гиппиус писала в своём дневнике (запись от 22.12.1919
г.): "Народ русский никогда не был православным. Никогда не был
религиозным сознательно... Отрекается, не почесавшись! Невинность ребёнка или
идиота" [цит. по 7, 319]. На долгие годы связь народа и веры оказалась
разорванной. Некоторое примирение государства с церковью состоялось в годы
Великой Отечественной войны, когда для поднятия духа войск прибегали к любым
методам, но к началу 60-х годов на темы веры и человеческого духа было вновь
наложено негласное табу: "о Боге, о вере как основе бытия (а не просто
упоминая) говорить было не позволено". Особенно трудное положение в
этой связи было у представителей "деревенской" литературы. О полной
бездуховности нового поколения говорил ещёСолженицын в очерке "Пасхальный крестный ход"(1966)г.,
широко известном в самиздате: "Крестный ход без молящихся! Крестный ход
без крестящихся! Крестный ход в шапках, с папиросами, с транзисторами на
груди!.. Что ж будет из этих роженых и выращенных главных наших миллионов? К
чему просвещённые усилия и обнадёжные предвидения раздумчивых голов? Чего
доброго ждём мы от нашего будущего?" . Выводы писателей
Б.Можаева, Ф.Абрамова, В.Астафьева,Солоухина и др. были также неутешительны:
"иссякание нравственных начал..., разрушение всего нравственного
уклада".Но если
"деревенской прозе" был присущ пессимизм, то возвращение к читателю
романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита" знаменовало собой не только
возврат литературного шедевра, но и обретение этого потерянного в народе
идеала. И в этой связи очень показателен образ Иешуа Г а-Ноцри, за которым
легко угадывался созданный отнюдь не по евангельским канонам образ Христа.
Булгаков первым в отечественной литературе выделил человеческую ипостась
Иисуса, тем самым максимально приблизив его к обыкновенному человеку. В его
трактовке Христос был скорее поэтом-мечтателем, свято верившим в грядущее
царство справедливости, чем посланным Божьим сыном, поэтому в романе так
настойчиво подчёркивалось его одиночество (в отличие от соответствующих мест в
Библии, описывавших вход Христа в Иерусалим, его проповеди при многотысячном
скоплении народа, его учеников). Подобной трактовкой Булгаков и придавал
библейскому образу творческое начало, что ещё более приближало Христа к
человеку, и одновременно утверждал божественность самого человека через это
творческое начало. Было бы ошибкой назвать эту трактовку образа Христа ревизией
Евангелия, которая была характерна для западной религиозной мысли, скорее, это
- своеобразное очеловечивание евангельских образов. Подобная трактовка
встречается уже в ранней поэзии В.Высоцкого. Так, к 1964 г. относится его
четверостишие, которое вполне могло стать началом песни:На
возраст молодой мой не смотри,И к
молодости нечего цепляться.Христа
продал Иуда в тридцать три,Ну а меня
продали в восемнадцать .Лирический
герой этой песни - зарисовки изначально ассоциирует самого себя и свою судьбу с
Иисусом, что в принципе не является противоречием одному из главных положений
Библии: "И создал Он человека по образу и подобию своему". Логика
героя песни могла строиться примерно таким образом: если Иисус - Сын Божий, а
люди для Бога суть также дети, созданные Им, то каждый человек в своей судьбе
повторяет жизненный путь Христа. К сожалению, мы не можем с уверенностью сказать,
предполагалось ли Высоцким дальнейшее развитие этой темы именно в этой песне,
однако неожиданное своё развитие идея очеловечивания Христа получает в другой,
более известной песне - "О поэтах и кликушах" (другое название -
"О фатальных датах и цифрах") 1971 г. с посвящением "Моим
друзьям- поэтам". Тема поэта в современном обществе сливается в ней с
очеловечиванием Христа и уподоблением самого поэта Христу. Показательны уже
первые строчки: "Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт, а если в
точный срок так в полной мере". Трудно представить себе более трагическую
смерть в христианстве, чем смерть Христа - с религиозной точки зрения все
остальные земные смерти являются лишь отражением и повторением Его смерти.
Косвенно на это указывает и народная поговорка "Христос терпел - и нам
велел". Чуть далее происходит окончательное сближение поэта и Христа на
почве созидательного творческого начала в булгаковских традициях:А в
тридцать три Христу - Он был поэт, он говорил:Да не
убий! Убьёшь - везде найду, мол.Но гвозди
Ему в руки, чтоб чего не сотворил,И гвозди
в лоб, чтоб ни о чём не думал .В
некоторых вариантах песни можно встретить изменённую последнюю строчку
"Чтоб не писал и чтобы меньше думал". На концертах поэт чаще исполнял
второй вариант, который ещё более укреплял это сближение. Таким образом,
Высоцкий придаёт одной из ключевых тем мировой литературы религиозную глубину.
На этом фоне концовка песни ("Ушедшие не датами бессмертье обрели, так что
живых не слишком торопите!") звучит не только как призыв к чуткости и
бережному отношению общества к своим поэтам, но и как вопрос: сколько ещё нужно
таких смертей для того, чтобы общество, наконец, насытилось? И речь ведь идёт
не о простой смерти обыкновенного человека, которая и так сама по себе страшна и
труднопереживаема, а о той смерти, которая "самых лучших выбирает и косит
в ряд по одному". В Евангелии от Матфея есть эпизод: когда стражники
пришли арестовать Иисуса, он просит своих апостолов не оказывать сопротивления:
"Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне
более, нежели двенадцать легионов Ангелов? Как же сбудутся Писания, что так
должно быть?". В песне Высоцкого подспудно звучит вопрос: а должно ли так
быть всегда и должно ли быть так вообще? Должны ли старые пророчества иметь
прежнюю силу тогда, когда "срок жизни увеличился"? Современному поэту
вовсе необязательно принимать мученический венец - он из той породы людей,
которые "ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые
души", потому что являются носителями высшей правды, духовными
наследниками Иисуса.Русский
религиозный мыслитель Н.Фёдоров предлагал "толковать апокалипсические
пророчества как условные, чего ещё никогда не делалось" .
Н.Бердяев, анализируя его творчество, добавляет: "И действительно, нельзя
понимать конца мира... как фатум. Это противоречило бы христианской идее
свободы. Фатальный конец, описанный в Апокалипсисе, наступит как результат
путей зла. Если... христианское человечество соединится для общего братского
дела победы над смертью и всеобщего воскресения, то оно может непосредственно
перейти в вечную жизнь. Апокалипсис есть угроза человечеству, погружённому во
зло, и он ставит активную задачу перед человеком. Пассивное ожидание страшного
конца недостойно человека" . К нечто подобному, только в более
узком смысле, подводит и Высоцкий:Жалею
вас, приверженцы фатальных дат и цифр.Томитесь,
как наложницы в гареме.Срок
жизни увеличился - и, может быть, концы Поэтов отодвинулись на время.Да,
правда, шея длинная - приманка для петли,А
грудь-мишень для стрел, но не спешите!Ушедшие
не датами бессмертье обрели,Так что
живых не слишком торопите! .Похожий
мотив звучит уже двумя годами ранее, в 1969 г., в песне "Я не люблю",
которую сам поэт называл программной. Красноречива уже первая строка песни:
"Я не люблю фатального исхода". Речь идёт не только о неприятии
фатализма: сами слова "фатум", "рок" имеют более
религиозное значение, чем принято думать. Например, в английском языке слово "рок"
в религиозном значении звучит как "doom",
и в этом виде
оно и фигурирует в английском переводе Библии (в частности, в Апокалипсисе этим
словом переводится сочетание "Страшный Суд"). В этой же песне
В.Высоцкий впервые чётко и прямо формулирует своё отношение к Христу как
жалость: "Я не люблю насилье и бессилье, вот только жаль распятого
Христа". Эта жалость не имеет ничего общего с презрительной жалостью по
отношению к "приверженцам фатальных дат и цифр", скорее, её можно
расценить как эстетический намёк на известную фразу Достоевского:
"Жалость, не изгоняйте жалость из нашего общества, потому что без неё, без
жалости, оно развалится". По всей видимости, Высоцкий жалеет Христа как
собрата по несчастью и видит в его судьбе символическое отражение своего
вероятного будущего, о котором впоследствии будет сказано так:Придёт и
мой черёд вослед.Мне дуют
в спину, гонят к краю.В душе -
предчувствие, как бред,Что
подломлю себе хребет И тоже голову сломаю.И
посочувствуют слегка Погибшему - издалека .В этом
проявляется и отражение логики героя из четверостишия "На возраст молодой
мой не смотри...", которая из литературно-абстрактного пространства
переходит в конкретную действительность.Мотив
борьбы с "фатальным исходом" и несогласия с догматизмом пророчеств
появляется и в песне 1973 г. "Я из дела ушёл...", за основу которой
взяты известные слова из Книги Экклезиаста "Нет пророка в своём
отечестве". Постулат Экклезиаста варьируется и в виде бюрократической
лексики ("Незаменимых нет - и пропоём заупокой ушедшим - будь им
пусто!"), и как параллель с древнегреческой легендой о философе Диогене,
искавшем человека ("Пророков нет - не сыщешь днём с огнём"). Истина,
открываемая персонажу песни, звучит аналогично: "Открылся лик - я стал к
нему лицом и он поведал мне светло и грустно: - пророков нет в Отечестве твоём,
но и в других отечествах негусто". Однако герою Высоцкого чужда эта мудрость. Как и сам поэт,
он - борец, и его естественная реакция на эту истину такова:Я
взлетаю в седло, я врастаю в коня - тело в тело.Конь
падёт подо мной - я уже закусил удила!Я из
дела ушёл, из такого хорошего дела!Из-за
синей горы понагнало другие дела.Скачу -
хрустят колосья под конём.Но ясно
различаю из-за хруста: - Пророков нет в Отечестве своём Но и в других
отечествах негусто .Последние
строки можно расценить и как своеобразное утешение, однако цель героя - не
утешиться, а доказать именно свою правоту. В стихотворении 1978г. "Мне
судьба..." эта мысль выражена более конкретно:Мне
судьба - до последней черты, до креста Спорить до хрипоты, а за ней - немота,Убеждать
и доказывать с пеной у рта,Что не
то это всё, не тот и не та,Что
лабазники врут про ошибки Христа,Что пока
ещё в грунт не влежалась плита...Если
всё-таки чашу испить мне судьба,Если
музыка с песней не слишком груба,Если вдруг
докажу, даже с пеной у рта,Я уйду и
скажу, что не всё - суета! .Среди
имеющихся в этом стихотворении литературных аллюзий и намёков обращает на себя
внимание строка про "невлежавшуюся в грунт плиту". В сочетании с
предыдущей она явно указывает на новозаветную притчу о воскрешении Лазаря
Иисусом и говорит о вере в то, что подобное метафорическое воскресение души -
не выдумка и возможно для всех, вне зависимости от их образа жизни и
воспитания. Последняя фраза стихотворения также взята из книги Экклезиаста. И
здесь создаётся впечатление, будто Высоцкий спорит с Ветхим Заветом за Новый
Завет. На первый взгляд это может показаться парадоксом, однако это - парадокс,
объяснимый в свете истории распространения христианства на Руси. Как известно,
Новый Завет стал известен на Руси намного раньше, чем Ветхий. И именно
новозаветное христианство, согласно известному культурологу В.Поликарпову, было
воспринято языческим восточнославянским сознанием как истинное .Примечательно, что и русская литература в своих канонических образцах
также разрабатывала положения именно Нового Завета. Евангелия становились
предметом изучения и толкования русской религиозной мысли. В этом проявляется
особенность русского восприятия Библии, что и преломилось в творчестве
В.Высоцкого.Если
говорить об очеловечивании библейских образов, то нельзя не пройти мимо
шуточной песни "Про плотника Иосифа, Деву Марию и Святого духа" (или
"Антиклерикальная"), написанная в 1967 г. На первый взгляд, она может
показаться оскорбляющей религиозные чувства, однако дело обстоит не совсем так.
История всех мировых культур знает явление народного (или, по терминологии
Н.Крымовой, "уличного") театра, распространённого в средние века и
отражавшего народное восприятие книжной культуры, не исключая и церковную.
Большой популярностью пользовались пьесы на библейские сюжеты, в особенности -
на тему рождения Христа. Далеко не всегда эти постановки носили благоговейный
характер, что отмечалось ещё Д.Лихачёвым. Кажущаяся их антирелигиозность, на чём
настаивало советское литературоведение, имеет вполне естественное объяснение,
основанное на знании менталитета русского народа. Ещё Н.Бердяев писал о том,
что "природа русского человека очень поляризованная. С одной стороны -
смирение, отречение; с другой стороны - бунт, вызванный жалостью и требующий
справедливости. С одной стороны - сострадательность, жалостливость; с другой
стороны - возможность жестокости; с одной стороны - любовь к свободе, с другой
- склонность к рабству... Русский народ, по своей вечной идее, не любит
устройства этого земного града" . В данном случае под
"земным градом" понималось собственно государственное устройство со
всеми его атрибутами, включая и церковь как институт государства. Вольное
истолкование библейских сюжетов и было стихийным протестом против религии, но
не против веры. Песня В.Высоцкого как раз и имеет под собой мощную фольклорную
почву, тем более что её начало - "Возвращаюсь я с работы, рашпиль ставлю у
стены... " напоминает многочисленные анекдоты на тему обманутых мужей.В
Евангелии от Матфея так повествуется о рождении Христа: "По обручении
Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она
имеет во чреве от Духа Святого. Иосиф же муж Её, будучи праведен и не желая
огласить Её, хотел тайно отпустить Её. Но когда он помыслил это, - се, Ангел Господень явился ему во сне и
сказал: Иосиф, сын Давидов! Не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в
Ней есть от Духа Святого". Апостол особенно настаивает на том, что Иосиф
не знал Марию как жену до самых её родов - в Евангелии об этом упоминается два
раза. Песня Высоцкого - это обыгрывание данного сюжета, фантазия на тему того,
как это могло происходить в действительности. Можно сказать, что это - мужской
взгляд на евангельскую легенду в духе народного театра. И если и уместно в
данном случае говорить об атеистической направленности этой песни, то следует
признать и атеистическое начало в самом народном менталитете, что в корне
противоречит всей русской литературе последних двух веков. Тем более, что в
творчестве В.Высоцкого есть песни с обыгрыванием сюжетов и из восточной
культуры - "Песенка о переселении душ", "Песенка про
йогов", - также относящиеся к 1967 г., что отнюдь не свидетельствует о
целенаправленном отрицании или осмеянии мировой религиозной культуры, знающей
более серьёзные посягательства на свои постулаты - в частности, учение
альбигойцев, поставившее под сомнение божественное происхождение Христа.Примером
интерпретации библейского сюжета может служить и шуточная песня "Мишка
Шифман" 1972 г. Однако если в первом случае мы имеем дело с обыгрыванием
вечной темы в библейском контексте, то в этой песне обыгрывание строится на
привязке сюжета к конкретной действительности рубежа 60-х - 70-х годов - выезде
евреев из Советского Союза в Израиль, объявленный "землёй
обетованной" и политической обстановки того времени. В этой песне Высоцкий
ироничен скорее не по отношению к библейским сюжетам, а к созданным на основе
их стереотипам советского общества и еврейского мессианства. В частности, на
это указывает окказиональный фразеологизм "море Израилеванное",
своеобразный синоним русского фольклорного выражения "молочные река,
кисельные берега". Ироничен Высоцкий и по отношению к своим героям - вот
как Мишка Шифман реагирует на критику его друга в адрес Моше Даяна:Мишка
тут же впал в экстаз После литры выпитой И говорит: "Они же нас Выгнали с
Египета!Оскорбления
простить Не могу такого!Я позор
желаю смыть С рождества Христова!" .Негодование
Мишки Шифмана может быть связано как с арабо-израильским конфликтом 1967 г.,
так и с мытарствами еврейского народа после их исхода из Египта, о чём
рассказывается в Ветхом Завете. Совмещение в пределах одной песни
лингвистического и историко-библейского обыгрывания даёт в результате представление
об авторской оценке ситуации. Высоцкий даёт понять, что по своей сути Израиль -
такое же обыкновенное государство, как и многие другие, очень далёкое от
"обетованной земли". Однако одержимость своей избранностью может в
конце концов сослужить злую шутку с государством вообще и с его населением в
частности. В этом контексте ирония поэта звучит предупреждающе. Вообще любая
мессианская идея, согласно Н.Бердяеву, очень опасна, поскольку её приверженцы
легко могут впасть в шовинизм, что весьма негативно скажется на
взаимоотношениях между странами, особенно в том случае, если отстаивать эту
идею приходится с оружием в руках . Так библейский сюжет наполняется
современным содержанием, актуальным и по сей день.С
традициями очеловечивания тесно связана тема взаимоотношения человека и Бога в
песняхВ.Высоцкого.
И здесь обращает на себя внимание один немаловажный аспект: герои Высоцкого
разговаривают с Богом на равных. Очень ярко это выражено в двух песнях военного
цикла - "Песне лётчика-истребителя" (из своеобразного мини-цикла
"Две песни об одном воздушном бое") 1968 г. и в "Песне о
погибшем друге" 1974 г.Ещё в
древности в основу религиозных культур было заложено глубокое уважение и
почитание воинов, сражавшихся и погибших за свою страну. При этом не делалось
различий между павшими в захватнических войнах и освободительных: всем после
смерти была уготовлена вечная жизнь, которая в представлении разных народов
различалась лишь деталями. Не стала исключением и русская православная
культура: так, историческим фактом стало участие двух православных монахов,
Пересвета и Осляби, в битве на Куликовом поле с личного благословения игумена
Троицкой лавры Сергия Радонежского. В историю вошла также оборона монахами и
поморами Соловецкого монастыря во время Крымской войны 1853-1856 гг. Это не
противоречило православным канонам в отношении войн: единственный вид покаяния,
налагавшийся на воинов-монахов и воинов-мирян, заключался в запрете на
причастие в течение года, поскольку всякий грех, даже невольный, должен быть
искуплен. Герои Высоцкого, если им приходится задуматься о своей посмертной
жизни, даже не сомневаются в том, что древние традиции будут соблюдены и в их
отношении:Я знаю -
другие сведут с ними счёты.Но, по
облакам скользя,Взлетят
наши души, как два самолёта, - Ведь им друг без друга нельзя .При этом
совершенно неважно, в каком обществе они выросли и кем они были при жизни -
верующими или атеистами: смерть за свою родину автоматически списывает с них
все грехи и даёт им даже право встать в один ряд с ангельским воинством:Архангел
нам скажет:"В
раю будет туго".Но
только ворота - щёлк!Мы Бога
попросим: - Впишите нас с другом В какой-нибудь ангельский полк!И я
попрошу Бога, Духа и Сына,Чтоб
выполнил волю мою:Пусть
вечно мой друг закрывает мне спину,Как в
этом последнем бою .Обращает
на себя внимание слово "воля", что лишний раз говорит о равенстве
этого героя перед Богом: он заслужил не просить, а изъявлять свою волю, что
позволено лишь равным. И нет сомнений в том, что его воля будет исполнена.В этой
песне ещё можно заметить определённую мечтательность, некий налёт юношеского
максимализма, уверенности в том, что всё будет именно так, как должно быть.
Однако то, что с человеческой точки зрения кажется естественным, то далеко не
так бесспорно с точки зрения Бога. Вот как, например, встречают погибшего
лётчика в "Песне о погибшем друге":Встретил
лётчика сухо Райский аэродром.Он
садился на брюхо,Но не
ползал на нём .Но вряд
ли по этой причине неприветлив приём, оказанный погибшему. Конечно,
христианство любого толка принимало проявление человеческого достоинства за
гордыню, но, как уже говорилось выше, смерть в бою списывала все грехи вне
зависимости от их тяжести и от того, какой веры погибший. Скорее, дело здесь в
неверии - точнее, в словах Христа, обращенных к своим апостолам: "По вере
вашей да воздастся вам".Эти же
слова произносит Воланд в "Мастере и Маргарите", обращаясь к
отрезанной голове Берлиоза: "Вы всегда были горячим проповедником той
теории, что по отрезании головы жизнь в человеке прекращается, он превращается
в золу и уходит в небытие. Мне приятно сообщить вам... о том, что ваша теория и
солидна и остроумна. Впрочем, ведь все теории стоят одна другой. Есть среди них
и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это!
Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь,
выпить за бытие" . Согласно "Повести временных лет",
из такой же чаши, сделанной из черепа киевского князя Святослава, пил его
победитель. Но если у летописца это - прежде всего рассказ о торжестве
победителя над побеждённым, и только потом - молчаливый упрёк князю в его
отказе принять христианство, то у Булгакова этот мотив - стремление донести до
читателя евангельскую истину через "часть той силы, что вечно хочет зла и
вечно совершает благо". Самому же Воланду нет нужды для удовлетворения
своего самолюбия доказывать очевидное - это было бы недостойным для него
поступком. Эта же тема - тема неверия и воздаяния за него - одна из самых
важных в творчестве Высоцкого, что сближает его с произведениями писателей -
"деревенщиков".Анализируя
творчество Высоцкого в целом, можно сделать следующий вывод: вне зависимости от
того, каких убеждений придерживался он сам, в своих песнях он отразил духовную
пустоту общества, лишённого традиционных нравственных устоев. Следовательно, к
нему также может быть применён вывод, сделанный в отношении писателей
представителей "деревенской" литературы: русский человек не может
существовать вне православия. В этом Высоцкий и его единомышленники - прямые
духовные наследники творчества Достоевского.ЛИТЕРАТУРАБердяев
Н. Русская идея. / Н.А.Бердяев - Харьков: Фолио, 1999г. - 398 с.Бердяев
Н. Миросозерцание Достоевского / Н.А.Бердяев Русская идея. - Харьков: Фолио, -
1999.398 с.Булгаков
М. Мастер и Маргарита. Белая гвардия. / М.А.Булгаков - Хабаровск: Хабаровское
книжное изд-во, 1989 - 606 с.Высоцкий
В. Избранное / В.С.Высоцкий - М.: Советский писатель, 1988. - 592 с.Высоцкий
В. Стихотворения / В.С.Высоцкий - Смоленск: Русич, 2003. - 480 с.Достоевский
Ф. Бесы / Ф.М.Достоевский - Собр. соч.: В 10 т. - Т. 7. - М.: Государственное
изд-во худ. лит-ры, 1957. - 757 с.Кара-Мурза
С. Советская цивилизация / С.Г.Кара-Мурза: В 2-х т. - Т. 2. - М.: ООО
"Издательство ЭКСМО", 2007. - 768 с.Муравин
А. Духовные искания писателей-шестидесятников. Учебно-методическое пособие /
А.В.Муравин - Запорожье, 2007. - 53 с.Поликарпов
В. Лекции по истории мировой культуры / В.С.Поликарпов - Харьков: Основа, 1995.365 с.Солженицын
А. Рассказы / А.И.Солженицын. - М.: Инком НВ, 1991. - 286 с.
